27 октября известному уральскому поэту Михаилу Минину исполнилось бы 85 лет.
Михаил Минин — поэт народный. потому, что из народа, и потому, что многие мотивы его творчества созвучны струнам народной души. Часто поэтические строки Минина плавно, словно бы сами собой, перетекают в напевы. И Михаил Афанасьевич на многочисленных выступлениях с удовольствием исполнял свои стихи на собственные неприхотливые мелодии. Ибо музыка живёт в его стихах изначально, её даже не нужно изобретать, нужно только услышать и не сфальшивить. Поэтому, начиная читать новый стих, поэт постепенно, словно поймав нужную тональность, переходил на пение. Этого требовали сами стихи. Этой поэтической особенностью обладают немногие, ибо она свойственна только настоящим поэтам — вспомним Есенина, Рубцова, Бориса Рыжего. Музыка — едва ли не главное достоинство поэтического творчества. У раннего Пастернака, например, в его черновиках поэтическая строфа могла завершиться нотной записью. Но у него таким образом разрешался внутренний конфликт — разрывание творческой личности между поэзией и музыкой. У Михаила Минина музыка и поэзия — одно. И это счастливое содружество.
В поэзии каждого настоящего поэта существует свой поэтический космос — тот мир, который заключён в его словах, образах, между строк. Мир этот построен волей и талантом поэта и живёт по законам своего создателя. после смерти поэта вселенная его поэзии не исчезает вместе с ним, продолжаясь в читателях. диалог продолжается — диалог между поэтом и читателем. Поэтому-то и принято говорить об ушедших поэтах, как о живых людях.
Поэтический мир каждого крупного автора можно объединить — объяснить — презентовать одним или несколькими глобальными образами — символами. Макрообраз поэзии Михаила Минина — храм, или, если быть более точным,— дорога к храму, путь к нему. В поэзии Минина почти всё — храм: и природа, и окружающий мир, и поэтическая атрибутика.
Солнце тёплыми лучами землю гладит — не палит, костерок мой, будто в храме, в небо синее курит.
И если единение природы и человеческой души уже достигнуто: «На весенний гимн природный откликается душа», путь к вере непрост и мучителен. Но и тут поэт чётко знает себе цену, место и свою скромную, негромкую миссию: «Тропу вот протопчу угодным Богу — всё польза небольшая от меня…».
Этот трудный путь поэт совершает не один, а вместе со своим народом, вместе со всей страной. Кажется, что всё живое в стихах Михаила Минина совершает движение к утраченной некогда вере, как подсолнух к солнцу, тянется к Богу (даже Ленин у него «идёт замаливать грехи» в новостроящуюся часовню).
Сейчас, когда поэта уже пять лет нет с нами, его строки, его высокодуховная поэтика обретает особый смысл, новую глубину, завершённость.
Жизнь поэта продолжается в его стихах. Кажется, что и сейчас поэт Михаил Минин среди нас, его читателей, он, словно растворён в массе, неотделим от неё, ибо ничем не отличается, помимо дара, от неприметных, обычных, привычных нам людей — ни мыслями, ни поступками. Вообще, поступок поэта — его стихи. Стихи М. Минина отвечают народным представлениям об окружающем мире. Минин народен, потому что со всеми: был в своё время отлучён от веры и, как все, постигал то, чего был лишён в силу известных обстоятельств. Поэт жил и поныне живёт среди нас, живёт в своих произведениях. Его лирический герой прост, он отнюдь не витает в облаках, поэтических воздушных замках символизма. Ареал его поэтического обитания узнаваем. Это наш город – Каменск-Уральский.
Существуют пушкинские места, булгаковские. Петербург Достоевского так же реален, как и, собственно, сама Северная Пальмира. А в нашем городе имеются, так называемые «мининские места». Так, Фаиной Садовниковой, учителем литературы 32 школы, в которой учился поэт, ещё при его жизни проводились литературно-краеведческие уроки-прогулки по уголкам нашего города, воспетых Михаилом Мининым. Частым гостем на таких экскурсиях был и сам Михаил Афанасьевич. А примерно пять-семь лет назад в телекомпании «Гонг» снимался сюжет «Литературные места Каменска-Уральского», полностью построенный по стихам поэта Минина. Не случайно, исключительно благодаря поэтическому творчеству Михаил Минин — и это уникальный случай – в своё время вошёл в состав и городского общества краеведов.
Без всякого сомнения, добрый десяток стихотворений поэта Минина останется в каменской поэзии, а значит и в российской словесности, навсегда. Это наша каменская классика. И «Возвращённый звон», и «Тропинка к храму», и «Ленин и часовня», и «Соловей», и «Последняя ромашка», и «Осенняя встреча».
Говорят, первоначально сборник стихов М. Минина «Времена» должен был выйти в серии «Народная книга», собственно и открыв её. Деньги на книгу, как встарь на Руси на храмы, собирали всем миром.
У нас в городе эта добрая русская традиция возрождается: деньги с миру по нитке, копейка к копейке собирали и на часовню Александра Невского, и на перинатальный центр, и на сердечно-сосудистый, и на рояль…. И на поэтическую книгу тоже. На возведение поэтического храма народного поэта Михаила Минина. Храма, тропинка к которому не заросла до сих пор…
Сергей Симанов
***
Михаил Афанасьевич Минин родился 27 октября 1932 года в Каменске-Уральском, на улице Крестьянской.
В 1947 году окончил 7 классов школы № 4 (ныне 32). В 1953 году, окончив Свердловский горно-металлургический техникум по специальности металлург тяжёлых и цветных металлов, попал по распределению в г. Глазов, где до 1955 года работал мастером на Чепецком механическом заводе. Стихи он начал писать в армии, когда проходил службу в морской авиации на Дальнем Востоке, Сахалине и в Приморье.
Демобилизовавшись, устроился в литейный цех тридцать третьего завода, на «почтовый ящик № 33», как тогда говорили. Однако первые три года после возвращения со службы на родину стихов не было. Потом перевёлся из «литейки» в отдел главного технолога инженером-конструктором. Вот там-то однажды и «выдал» себя, написав по просьбе товарища рифмованное поздравление. «Юбилеи, дни рождения, свадьбы, 8 марта – так и затянуло,— вспоминал Михаил Афанасьевич.— Сначала заказные стихи, затем в стенгазету пописывать начал, а затем уже и в заводской многотиражке «Сигнал» публикации появились».
В 1973 году стихотворение Михаила Минина опубликовала газета «Каменский рабочий». Именно по объявлению «Каменского рабочего» в 1987 году, в возрасте 55 лет Михаил Афанасьевич пришёл в городское литературное объединение. Приняли «начинающего поэта» хорошо, и уже в 1991 году несколько его стихотворений попало в коллективный сборник каменских поэтов «Перекрёсток». С тех пор стихи Михаила Минина публиковались в газетах «Пламя», «Новый компас», «Содействие», «На смену!» и в журналах «Урал», «Веси», «Юнона и авоська», в семи коллективных сборниках.
В 2004 году вышла книга стихов Михаила Минина «Времена». В 2009 году Михаил Афанасьевич получил гран-при городского Рождественского поэтического конкурса. В 2010 году вышел его сборник стихов «Пора созревания звёзд». 15 июля 2012 года поэта не стало. Похоронен поэт на Ивановском кладбище.
Стихи Михаила Минина
СОЛОВЕЙ
Создатель напутствовал птицу: «На землю лети, соловей, Пусть пеньем твоим насладится Отныне всяк сущий на ней!»
С тех пор серо-бурый комочек, Творца исполняя наказ В гастрольные майские ночи Печалит и радует нас.
Ни нот у него, ни пюпитра, А песня верна и чиста. Чарующих звуков палитра С живого берется листа.
СТРИЖИ
Мир широк. А еще – многослоен. Над домами, у верхней межи – Крупнопчельным крутящимся слоем Вьются жители неба – стрижи.
В пору летнюю пенье-скрипенье Слышу я от утра до утра. Неустанное птичье стремленье – Чистить небо. Держись мошкара!
В этом море небесного света Все сложней молодых виражи… … Не прошло, не кончается лето, Если вьются в лазури стрижи.
МАРТОВСКИЙ ВЕЧЕР
Ворон говорливая стая У старых снижается гнезд. Ночь близко. На землю вступает Пора созревания звезд.
Хруст за день намокшего снега Пока еще робок, нечаст, Но видно по ясному небу: Окрепнет на зореньке наст.
Так тихо сегодня в природе! В долине залег ветерок, И долго висит в огороде Моей сигареты дымок.
ЛЕТНЯЯ НОЧЬ
На кошку досыта полаяв, Прилег вздремнуть мой пес у ног. А мне – бессонница ночная. Уселся рядом на пенек.
Все дремлет в предрассветной неге: Ни звука и ни ветерка, И, словно куры на ночлеге, Сидят, нахохлясь, облака.
А солнце от избытка силы, От нетерпения дрожит, И отблеск ярого светила На небесах всю ночь лежит.
Но вот рассвет. Земные тени, Не загустев до черноты, Послушно и без сожалений Ложатся тихо под кусты.
И, подрумянивши бока До цвета золотого снега, Ушли к востоку облака, Очистив свежий купол неба.
ПОСЛЕДНЯЯ РОМАШКА
Нет удач в местах привычных: Отошла грибкам пора. Лес в покое безграничном: Ни людей, ни комара.
Воздух свеж. Брести не жарко, Не беда, что нет опят. В лужах чайною заваркой Воды тёмные стоят.
В них слетают для настоя Запоздалые листы Скоро всё снега покроют – И поляны, и кусты.
…Чудо! Впору снять фуражку: Над ложбинкой, близ ракит На весь мир одна ромашка Белой свечкою горит.
Взять? Сорвать? Свезти не в тягость В городскую кутерьму – Только как такую радость У поляны отниму?!
ОСЕННЯЯ ВСТРЕЧА
Сбил ветер тучи в плотную отару, Пора дождей на солнышко скупа. По чёрному от влаги тротуару Нечастым крапом – снежная крупа.
Средь встречных робко движется старушка. Под шляпкою седая прядь видна. Глазам не верю… Это ведь…Неужто? Поверить трудно, но идёт – Она!
Теперь, конечно, на неё из окон Завистливо и страстно не глядят. А как струился непослушный локон На стройный стан, как был дурманен взгляд!
Поклонником её я не считался, А сколько было их в златые дни! Мы не знакомы. И сейчас остался Я для неё – в неведенья тени.
Но, отступив по крупяному крапу, Я встал в сторонке в думе непростой И снял воображаемую шляпу Пред проходящей бывшей красотой.
ОСЕННЯЯ ЖИВОПИСЬ
Давно ль ушёл июль с лугов В цветочном ладане? Но вот уж ярмарку плодов Открыли яблони. Прессуют в пласт осенний лист Морозцы-инники. Страдуют в парках – вверх и вниз – Дрозды-рябинники. А у рябины верх горит Густой зарницею, Того гляди – сама взлетит Нарядной птицею. Тускнеет к ночи разноцвет Из ярких суриков, И дотлевает солнца свет В лимонных сумерках.
ПЕРЕД ЛИСТОПАДОМ
Сжигает лето за собой мосты: Березняки исходят жёлтым жаром, И вспыхнули шиповника кусты Цветною оторочкою над яром.
Спешит огонь по травам и лесам, Но дым не виден. Воздух горько-сладок. Раздать сентябрь торопится листам Весь жар сгоревших в небе радуг.
БЛАГОДАРНОСТЬ МИЛИЦИОНЕРУ
Конечно, в памяти густой туман, но не совсем ещё сдала позиции и мне напоминает: «Цукерман, ну, помнишь: в Каменске служил в милиции?»
Да, помню, был такой в конце войны, не знаю, кем он числился по должности: сержантом? Или в званьи старшины? К чему мальчишке были эти тонкости?
Но к службе был у человека дар. Вот, вижу: без напарника, без рации стремительно идёт он на базар, всегда готов к нештатной ситуации.
Однажды я такой момент застал: он чью-то нарушал мечту похмельную – под инвалидский мат ломал-топтал диск со шкалой – рулетку самодельную.
В другой раз мама денег мне дала: «Беги на рынок, хлеб дают коммерческий!» Ну, тут уж надо бросить все дела: хлеб не по норме, словно дар отеческий.
…Откуда набежало мужиков? Нахрапистые, совесть всю откинули, и нас, несчастных очередников, от «хлебного окошка» отодвинули.
И здесь, как ангел из небесных стран, посланником добра и справедливости в рой наглецов ввинтился Цукерман по-своему, уж тут не до учтивости.
И полетели горе-мужики - толкал он их с приступочек-приставочек. …Я нёс две булки в домик у реки. Вот радость маме! Главное – без карточек.
* * *
С собаками вопрос довольно прост: Для них необходимость, а не мода - Подправить уши и обрезать хвост, И лишь тогда видна у пса порода.
В поэзию пришёл я из «дворняг». Редактор всё на свой аршин исправил, И в результате получилось так, Что слов моих немного он оставил.
И вот – дебют. Сбылась моя мечта. Есть радость, но и горечь есть при этом. Я на арену вышел без хвоста, Но выгляжу породистым поэтом!
ЛЕНИН И ЧАСОВНЯ
Пройти до храмов далеко. И лень. А будет в центре города часовня – Ходи сюда, молись хоть каждый день, И вечерком, и утречком спросонья.
Пойдёшь, попутно глянешь на панно: Там – Ленин, люди в партажиотаже. И грустно станет, а потом смешно. Задашь вопрос: «И ты, Ильич, туда же?»
Поистине, умом нас не понять. Не знаем сами, что же за страна мы? И мог ли «вождь великий» предсказать, Что мы с усердьем будем строить храмы?
Вошла в очередной эксперимент Излишне легковерная Отчизна, И бродит – ищет новый континент Невоплощённый призрак коммунизма.
А мы? А что нам? Снова безусловно Найдутся нашим мыслям пастухи. Пока же… Город, строй скорей часовню: Идёт Ильич замаливать грехи.
ВОЗВРАЩЁННЫЙ ЗВОН.
Под склон горы прижался дом В заросшем огороде. Обычным занятый трудом, Вожусь то с грядкой, то с кустом В тиши да на свободе. Народ вдоль Каменки-реки Селился недворянский: Пахали землю мужики Да в кузнях били молотки На улице Крестьянской. На высоте сосновых крон, Опальный и забытый, Разнёсся колокольный звон И вниз скатился под уклон От церкви, вновь открытой. О многом вспомнили дома, Опять тот звон услыша, А церковь в радости сама — То склад в ней был, а то тюрьма, Как будто стала выше. А я растерян и смущён — Оставлена лопата, Как будто звоном извещён, Что был в купели я крещён В младенчестве когда-то. Но осенить себя крестом? А надо ли без веры? Стою в раздумье непростом: Ведь осуждались и Христом Пустые лицемеры. Чужды мне паперть и амвон. Искать ли к ним дорогу? Без шапки около окон Под возвращенный, новый звон, Шепчу лишь: «Слава Богу!»
ТРОПИНКА К ХРАМУ
Всю ночь февральским не спалось ветрам, Над крышами кружили каруселью. К утру сыпучей замело метелью Тропу через пустырь в Покровский храм.
И мог бы обойти, да здесь привык. По бугоркам тропинку различая (Путь к вере – не дорога столбовая), Бреду к углу ограды, напрямик.
Во храме Божьем лоб перекрещу, Куплю там православную газету, В просящую ладонь подам монету. Поставлю поминальную свечу.
Подход мой к вере робок, упрощен. Не знал ни покаянья, ни причастья, Не утирал святые слезы счастья, А слышал лишь от матери: «Крещен».
Средь прихожан иные – как родня: Приходят часто, молятся помногу. Тропу вот протопчу угодным Богу – Все польза небольшая от меня…
О ЧУДЕСАХ
Путешествуют по градам чудотворные иконы, Погостят день-два во храме – и меняют адреса. Воздадим в благоговеньи целованья и поклоны, А потом – в недоуменьи: «Ну, а где же чудеса?» Бог – не фокусник из цирка. Благодать не купишь в лавке. В соответствии с рекламой: «Шел – увидел – приобрел». Чудо в том, что жив и дышишь, не затоптан в этой давке, В каждом дне твоем, который Божьей милостью провел.
НИНЕ
Прошли дожди с ветрами бравыми, Прибили, смыли пыль с земли, И ты сказала: «Пахнет травами», Когда горою утром шли.
Еще сказала, руку трогая, Сметая мысли про дела: «Вот все бы я такой дорогою С тобою рядом шла и шла».
Тогда еще бедой непрошенной Болезнь ко мне не добралась, И думал я: «Моя хорошая Вдруг что-то в лирику вдалась?»
…Совместно пройдено, измерено С тобой немало вниз и ввысь, И мы дорогами проверены Не раз, не два за нашу жизнь.
И вот теперь, когда открылся нам Непроходимый косогор – Того гляди: сорвешься с выступа – Я вспомнил давний разговор.
Что впереди? Лишь Богу ведомо. Одна пойдешь или вдвоем? Но мы дорогами проверены… Дай руку! Может быть, пройдем?
В МИР ИНОЙ
Под занавес земных хлопот Шепчу неслышно: «Наконец-то…» Из тайны в тайну переход Настал. Душа летит на место.
Где — место? Жил, как довелось, А ладно ли – Господь рассудит. Лечу — в надежде на «авось», С привычной мыслью: «Будь, что будет…»
***
Впереди замаячил последний привал. Вот дойду – и на что жизнь потрачена? Сброшу наземь рюкзак. По пути подбирал – Сортируй теперь всякую всячину!
Только что там, средь сбитой на дне чепухи В рюкзачишке блеснуло мне стареньком? Не сгодится ль? Прижатые жизнью стихи Светят снизу включенным фонариком…
КАК ТАМ НАШИ?
Он каждый телефонный разговор Заканчивал вопросом: как там наши? В виду имея: кто до этих пор Не смог дожить, испив из смертной чаши?
Такой вот в интересах был наклон, Но я его ничуть не осуждаю. И вот ушел. И похоронен он В подкоп к могилкам родственников, с краю.
Смогла природа напрочь разделить Тот свет и жизни бравурные марши, А будь не так, хотелось бы спросить Ушедшего в тот мир: «Ну, как там наши?»